Страна багровых туч[ c иллюстр.] - Аркадий Стругацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
— Они сидели под ливнем смерти и слушали очаровательную музыку, — сказал Юрковский. — Слушайте, нельзя ли выключить этот проклятый трезвон? Я не привык умирать в таких условиях.
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
Дауге наконец сломал ложечку и швырнул обломки на стол. Все уставились на них.
— Первая жертва лучевой атаки, — сказал Юрковский. — Иоганыч, будь другом, засунь руки в карманы…
Быков зажмурился. Пять минут — и конец? И, главное, ничего не поделаешь, ни-че-го…
И вдруг звон прекратился. Красный глазок индикатора погас. Тишина. Долго сидели они молча, не смея шевельнуться, слишком ошеломленные, чтобы радоваться. Наконец Ермаков проговорил, обращаясь к Юрковскому:
— Все-таки вы фат, Владимир Сергеевич. Позер…
Дауге нервно рассмеялся. На Крутикова напала икота, и он, морщась, потянулся за сифоном с содовой.
— Виноват, Анатолий Борисович! Каюсь, есть немножко, — сказал Юрковский. — В юности блистал в театральной самодеятельности… — Он потянулся, хрустнув суставами. — Будем надеяться, что обойдется без последствий. У меня и без того на текущем счету целая куча этих рентгенов.
Быков очумело вертел головой.
— Неужели всего две минуты? — спросил он.
— Что ж, товарищи, — глухо проговорил Ермаков вставая. — Будем считать инцидент исчерпанным. Теперь — немедленно за проверку внутренней защиты!
— Надо же! Ведь такие вещи раз в десять лет бывают! — пробасил Крутиков. — Кстати, чем же это вызвано, по-вашему?
— Ясно даже и ежу: космические лучи, — ответил Юрковский.
— Отлично, если так. Я, грешным делом, подумал, что кожух фотореактора лопнул.
Богдан посмотрел на часы:
— Мне на вахту, Анатолий Борисович. И время подавать сигналы на Землю. Будем сообщать?
— Нет! — сухо отрезал Ермаков. — Незачем зря волновать людей. Подавайте обычное «все благополучно». И еще: сейчас прошу всех по очереди в медпункт для прививок и дезактивации. Дауге — первый. А потом — проверять и проверять защиту.
— Но пока можно позволить себе кружечку кофе! — весело заметил Крутиков. — Э-э, да он совсем остыл! Алеша, будь другом, включи…
— И все же героическим межпланетникам приходится мужественно преодолевать трудности, — сказал Быков, взглянув на Юрковского.
Тот беспечно рассмеялся:
— Не трудности, дорогой Алексей Петрович, а всего-навсего страх смерти. Трудности будут еще впереди. Это я вам гарантирую, как говорил Краюхин.
СИГНАЛ БЕДСТВИЯ
Загадка космической атаки объяснилась через несколько часов. В ответ на осторожный запрос Ермакова была получена выписка из сводки Крымской актинографической обсерватории, и из выписки этой явствовало, что как раз в те минуты, когда экипаж «Хиуса» готовился к гибели от смертоносного излучения, на Солнце наблюдалось мощное извержение раскаленных газов — явление, вообще говоря, вовсе не редкое и достаточно хорошо изученное. Плотная струя ядер атомов водорода — протонов — с колоссальной скоростью устремилась в пространство и «окатила» планетолет, оказавшийся на ее пути.
Лишь часть протонов прошла через панцирь из легированного титана, усиленный слоем «абсолютного отражателя», но они образовали в его толще бесчисленные источники чрезвычайно жесткого гамма-излучения, для которого преград практически не существовало. Гамма-лучи и воздействовали на индикаторы и сигнальные устройства и едва не погубили экспедицию в самом начале ее пути.
Это было гораздо опаснее встречи с метеоритом. Продлись протонная бомбардировка хотя бы четверть часа — и на «Хиусе» не осталось бы ни одного живого человека. Даже менее продолжительное гамма-излучение такой жесткости могло принести экипажу много серьезных неприятностей: кое-кто из старых межпланетников, уже подвергавшихся в прошлом лучевым ударам, неминуемо заболел бы. К счастью, в распоряжении Ермакова были новейшие препараты, предоставленные в свое время комитету одним из биофизических научно-исследовательских институтов. Введенные в организм, они полностью или почти полностью ликвидировали последствия не слишком тяжелых радиоактивных поражений.
— Я слыхал о таких историях, — заметил Богдан, когда Ермаков зачитал радиограмму. — Кажется, именно так погиб лет пятнадцать назад один немецкий космотанкер. Но, если взрывы на Солнце — не редкость, почему нам так редко приходится сталкиваться с этими протонными фонтанами?
— Очень просто, — отозвался Юрковский. — Я бы сказал, достаточно странно, что с ними вообще приходится сталкиваться. Протонный поток распространяется весьма узким пучком, и вероятность попасть в него ничтожна.
— Нам просто повезло, — вздохнул Дауге. — Омерзительное состояние, когда тебя вот так запросто убивают, а ты ничего не можешь сделать. И потом… я вообще терпеть не могу уколов, а от этих вдобавок сильно болит поясница.
— И даже спецкостюмы не могли бы помочь? — поинтересовался Быков.
— Какие там спецкостюмы!.. — Дауге махнул рукой. — От этого, Алексей, никакие костюмы не спасут. Энергии в миллионы электронвольт! Но, к счастью, все позади…
— Пока еще не все, — сказал Ермаков.
— А что такое?
— В рубке до сих пор мигают индикаторы.
Юрковский живо обернулся к нему:
— Мигают?
Ермаков кивнул.
— Мигают, черт бы их взял, — подтвердил Богдан.
— Сильно?
— Да нет, этак на одну сотую рентгена. Но все-таки мигают…
— Значит, извержение еще не прекратилось… А ведь мы летим как раз около оси протонного пучка… — Дауге с озабоченным видом замолчал.
— Никуда не годится! — Юрковский с видом учителя, уличившего ученика в ошибке, покачал головой. — Солнце вращается, и место извержения давно переместилось в сторону. Нет, здесь что-то другое…
— Наведенная радиация, — сказал Ермаков.
— Ну конечно! — обрадовался Дауге. — Этого и следовало ожидать. Под воздействием протонной бомбардировки часть атомов в толще стен «Хиуса» стала радиоактивной, только и всего…
— Хорошенькое «только и всего»! С этим будет такая возня…
— Не думаю, — возразил Спицын. — Ведь радиация не очень сильная, допустимую дозу не превышает.
— Хорошо еще, что сверху нас прикрыл «Мальчик», — осмелился вставить свое слово Быков.
— Да, «Мальчик»… — Ермаков подумал. — Ведь «Мальчик» тоже может оказаться зараженным. Это было бы неприятно.
— Сделаем вылазку, проверим? — предложил Юрковский.
— Только после того как повернемся зеркалом к Солнцу. Примерно через двое суток.
— Подумать только, — проговорил Дауге, который, видимо, все еще осмысливал пережитое, — если бы эта гадость длилась еще несколько минут, все было бы кончено! «Хиус» с мертвым экипажем!
— И через пятьдесят часов мы раскаленным облаком врезаемся в Солнце…
— Такие похороны не снились ни одному викингу! — торжественно сказал Юрковский. — Иногда мне чертовски жаль, что я не поэт…
— Лучше уж без похорон, — заметил Михаил Антонович. — Мне кажется, что, как ни увлекательна эта перспектива, нам следует сначала выполнить свою задачу.
— Мертвый планетолет с мертвым экипажем… — Богдан посмотрел на Ермакова. — Такие уже есть, не так ли, Анатолий Борисович?
— Межпланетные «Летучие голландцы»…
— Что с ними случилось? — с понятным любопытством осведомился Быков.
— Разные причины… Болезни, вывезенные с других планет, такие же вот вспышки на Солнце…
Разговор этот происходил в кают-компании. Юрковский сидел верхом на стуле, положив локти на его спинку, и поглядывал на собеседников красивыми блестящими глазами. Дауге ходил из угла в угол, останавливаясь время от времени у стола, чтобы взять из вазы ломтик засахаренного лимона и покряхтеть, поглаживая поясницу. Спицын и Быков устроились на диване. Ермаков, только что сменившийся с вахты, сидел в кресле у книжного шкафа, а Михаил Антонович, собравшийся в рубку, стоял в дверях.
— Да, это ужасная штука, — вздохнул Дауге. — Планетолет с экипажем мертвецов…
— Гм… — Ермаков взглянул на часы, затем на Михаила Антоновича. — Иногда это, несомненно, случалось потому, что пилоты слишком полагались на точность автоматического управления.
Михаил Антонович запылал от смущения, кашлянул и поспешно вышел. Юрковский рассмеялся, скаля белые зубы:
— Пойдем-ка и мы, Иоганыч, работать, а то ты ненароком все конфеты слопаешь.
— Зависть все, — покачал головой Дауге. — Зависть и жадность. У меня после инъекции болит поясница, понял? Неужели нельзя человеку немного утешиться? Ладно, идем. К тебе?
— И я, пожалуй, пойду, посплю перед вахтой, — сказал Богдан. — Ты не пойдешь, Алексей Петрович?
— Нет, посижу здесь, почитаю.